В моем полуродном городе, как и во многих других городах России, есть центр, застроенный старыми пяти–семиэтажными домами. Построено это все действительно на совесть, с нормальными потолками за три метра, стенами бункерной толщины и неслабой квадратурой самих апартов.
Заселен этот центр в основном бабулями–пердулями, всякими заслуженными пенсионерами и бывшей партноменклатурой (хотя это три названия одного множества) и считается илитни жильем. Само собой, в 90–е хаты в старом центре активно скупались новой элитой, а бабульки по возможности выселялись.
В одном из таких домов заимел аж три квартиры на одной площадке, незаконно перепланировав их в одну, дядя Юра — местечковый бандит, афганец и по совместительству смотрящий строительного рынка. Дядя Юра поселился на последнем этаже и быстро превратил свою жилплощадь в настоящие хоромы (к слову, без цыганщины).
Однако, он быстро сообразил, что в пятиэтажке лифт не положен, а потому путь от подъездной двери до царских хором лежит через стандартный совковый подъезд. И, несмотря на то, что жилой фонд был не очень ушатан, а бабушки зорко следили за трафиком бомжей, говнарей и наркоманов, декор был убог и печален: жирная, пидорская зеленовато–голубовато–стремная краска оттенка «шартрез», желтоватая побелка, местами стыдливо обнажающая честную дранку, лестница цвета кала молодой собаки Динго да пыльные горшки с остатками мертвой флоры.
Несмотря на общую быдловатость, боксерскую прямолинейность и полное отсутствие культурной рефлексии, дядя Юра отличался врожденным вкусом и удивительно развитым чувством прекрасного, а потому припряг барыг с контролируемого рынка забахать ему приличную среду. И уж те, понимая, куда приведет халтура, отнеслись к задаче ответственно и профессионально. За очень кроткое время подъезд превратился в настоящее произведение искусства: лестницу замостили качественной нескользкой плиткой, натянули хорошие потолки, сделали крутое многоуровневое освещение, стены отдекорировали камнем, а местный художник расписал их видами Адриатики, горячо любимой дядей Юрой. Вишенкой на торте явилась могучая парадная дверь с домофоном и немецкая машина для чистки обуви.
Подъезд стал районной достопримечательностью. На него ходили посмотреть бабки со всех окрестных домов, зеваки тайком заглядывали внутрь при каждом открытии входной двери, а администрация даже порывалась припиздярить на вход табличку «Подъезд образцовой культуры быта», но дядя Юра всем сердцем ненавидел совок, а потому строжайше послал их на хуй, куда они и проследовали.
И все было охуенно, пока Юрий Александрович окончательно не устал от сибирской погоды и не съебал в обожаемую Адриатику навсегда. Но и после его отъезда бабки как могли поддерживали убранство подъезда, пока не наступило время выбирать г–на Медведева. В тот год, как вы помните, «Единая Россия» придумала пиздатейший финт ушами — налутить денег с бюджета и намутить масштабную реконструкцию всего подряд в регионах, подав это, как некую целевую партийную программу.
В город пришла разнарядка: привести в порядок дворы, благоустроить территорию и отпидорасить, наконец, подъезды. А именно, привести их к единому говностандарту и отчитаться по форме ЗЛП–07/18ХУЙ. Под раздачу попал и чудо–подъезд. На него была составлена смета и выделен бюджет, а значит надо освоить, и не как обычно, а привести к говностандарту и неебет.
Бабки долго ныли, устраивали даже какие–то пикеты и жаловались всем подряд. Но у всех подряд сильно горела срака из–за приближающегося дня голосования, а мудаки из ЖЭКа и даже администрации района хоть и понимали, что занимаются полной хуйней, но супротив высокого приказу пойти не рисковали. Так что бабушек послали на тот же хуй, бабушки подчинились, а дядя Юра, может, и мог как–то помочь, но совершенно ничего не знал о ситуации, плескаясь в Средиземном море.
В итоге подъезд разъебали, покрасили зеленовато–синевато–стремной краской оттенка «шартрез», побелили уебищной известкой, спиздили никелированные перила с массивом дуба кому–то на дачу и приварили стандартные пидорские, и даже где–то отыскали мудацкие горшки с мертвой флорой. Оставили лишь пиздатую плитку на полу да подъездную дверь.
А немецкая машина для чистки обуви сломалась, и ее тоже кто–то спиздил.
